EN
 / Главная / Публикации / Алексей Албу: «Нас начали бить палками, арматурой, цепями…»

Алексей Албу: «Нас начали бить палками, арматурой, цепями…»

Денис Татарченко29.04.2016

Фото предоставлено А. Албу

В преддверии второй годовщины столкновений и убийства людей в Доме профсоюзов в Одессу прибывают силы Нацгвардии и полиции, а «Правый сектор» вновь угрожает расправой сторонникам федерализации. О страшных событиях, произошедших в городе 2 мая 2014 года, «Русскому миру» рассказал их участник, бывший депутат областного совета, кандидат в мэры Одессы от «Куликова поля» Алексей Албу.

Два года назад мало кто мог себе представить, чем обернется антиправительственный протест в Киеве. Да и сами участники Майдана вряд ли могли предвидеть, во что превратится их победа: демократия станет диктатурой олигархата, благополучие ‒ войной, евроинтеграция ‒ маргинальным симулякром. Между тем больше всего горя Майдан принес именно туда, где его мало кто поддерживал.

‒ Чем лично для Вас стал Майдан? Как он изменил Вашу жизнь?

‒ Для меня это было ожидаемое событие. Мы, левые, предсказывали, что зреет социальный взрыв и что если в обществе не будет сильной левой или рабочей партии, то этот социальный взрыв качнётся вправо.
Это событие, конечно, круто изменило как мою жизнь, так и жизни миллионов людей. Кого-то оно задело больше, кого-то меньше. Мою жизнь оно поменяло кардинально. Не поменяло направление, но поменяло формы и методы работы. 

‒ Как на государственный переворот в Киеве отреагировали люди в Одессе?

‒ В любом обществе есть противоречия и есть механизм их решения, например выборы. Меньшинство подчиняется большинству. Майдан этот механизм поломал. Националистическое меньшинство пришло к власти и, естественно, это вызвало волну протестов.

В Одессе люди видели несколько вариантов решения этой проблемы: смещение центральной власти, отделение от Украины вообще или создание таких условий, когда центральная власть очень слабо влияет на жизнь в регионе.
Изначально мы придерживались последней точки зрения. Тогда, 3 марта 2014 года, я внес в облсовет проект решения о проведении референдума о создании Одесской автономной республики в составе Украины. Во-первых, мы хотели добиться права выбирать губернатора, а не терпеть назначаемого новой киевской властью. Во-вторых, мы хотели, чтобы облсовет получил полномочия назначать глав областных управлений и районных администраций, чтобы подчинить правоохранительные органы местной громаде. В-третьих, мы хотели добиться права формировать бюджет не по остаточному принципу, чтобы в Одессе оставалось больше средств, заработанных городом. И ещё мы пытались добиться ряда налоговых, экономических льгот. Есть такая программа «порто-франко» ‒ мы хотели её реализовать.

Проект решения не прошёл, его поддержали всего 14 депутатов из 132. После этого я вышел к людям, которые стояли под областным советом, и сказал, что произошло предательство: депутаты не прислушались к мнению народа. Люди начали сильно возмущаться, и я предложил им перенести их мирный митинг внутрь здания, чтобы люди смогли высказать депутатам всё, что они о них думают, в лицо. Люди действительно прорвались в здание и заблокировали его со всех сторон, чтобы депутаты проголосовали повторно за проведение референдума. Но депутаты вышли через чёрные выходы.

Фото предоставлено А. Албу

На помощь депутатскому корпусу быстро подоспели националисты, но их было в разы меньше.

Вокруг Одессы и других не поддержавших переворот городов начали появляться блокпосты, которые должны были отражать какую-то мифическую агрессию России. Хотя это было настолько нелепо, что даже многие сторонники Майдана смеялись. Были обещаны «поезда дружбы» и так далее.

Тогда стоял вопрос не об отделении, а о перераспределении полномочий, об увеличении прав местной громады. На тот момент мы видели решение украинского кризиса в децентрализации власти, в федерализации страны, чтобы сохранить единство, но не подчиниться, уменьшить влияние центра на регионы. 

‒ Что предшествовало событиям в Одессе 2 мая?

‒ Предшествовало большое количество провокаций. После победы Майдана у праворадикальных сил была огромная эйфория. И новая власть должна была чем-то их занять ‒ найти какого-нибудь врага. Но так как внешнего врага на тот момент найти не получалось, она, как и любая фашистская власть, нашла внутреннего. Этим врагом стали так называемые пророссийские, сепаратистские силы, то есть вся оппозиция, которая не признала государственный переворот, была объявлена в качестве причины проблем, существующих в украинском обществе. Этот конфликт нагнетался очень активно различными группами. И как раз приблизительно в середине апреля в Одессу начали завозить ультраправых боевиков.

Вокруг Одессы и других не поддержавших переворот городов начали появляться блокпосты, которые должны были отражать какую-то мифическую агрессию России. Хотя это было настолько нелепо, что даже многие сторонники майдана смеялись. Были обещаны «поезда дружбы» (с боевиками «Правого сектора». ‒ Ред.). 

В Одессу с помощью губернатора Немировского было завезено большое количество боевиков. Это 14 сотня самообороны, если не ошибаюсь, и ещё две сотни. Их расставили вокруг Одессы на въездах и выездах, и эти боевики останавливали машины. Представьте: какие-то непонятные люди в масках, грязные, немытые, получили негласные полномочия «кошмарить» население, тормозить машины, обыскивать и так далее. В машинах дети пугались, люди возмущались, естественно.

По моей инициативе на сессию областного совета вызвали начальника УВД, тогда это был Петр Луцюк, и, отвечая на вопросы депутатов, он чётко сказал, что это команда губернатора и он ничего сделать не может. Губернатор, кстати, присутствовал при этом разговоре. Фактически он их содержал, платил суточные, обеспечивал питание, проживание.

29 апреля приехал Парубий (комендант киевского Евромайдана Андрей Парубий в феврале 2014 г. был назначен на пост секретаря Совета национальной безопасности. – Ред.) и торжественно вручил бронежилеты на одном из блок-постов…

‒ И всё это вылилось в трагедию…

‒ 2 мая к уже находящимся в городе боевикам на помощь приехали футбольные фанаты. Наши собрались на Александровском проспекте, для того чтобы в случае, если марш фанатов повернет в сторону Куликова поля, им можно было преградить дорогу. Одесситов было где-то около 400 человек.

Тогда же произошла первая провокация ‒ по собравшимся представителям Антимайдана открыли огонь из травматического или огнестрельного оружия. Стрелявшего задержали, передали сотрудникам милиции, и мы до сих пор не знаем имя этого человека ‒ был он представителем спецслужб или сторонником националистов.

Фото предоставлено А. Албу

Это была брошенная спичка, которая спровоцировала столкновения. Это была очевидная провокация для того, чтобы «завести» толпу, чтобы все были возбуждены и возмущены.

После этого уже на улице Греческой произошло первое столкновение с националистами. А произошло это так: колонна фанатов стояла на Соборной площади, они выстроили голову колонны в сторону улицы Дерибасовской, как и должен был проходить марш. Но потом на площади появились представители «Самообороны» («Самооборона Одессы» ‒ одна из групп сторонников Майдана. – Ред.), и колонна перестроилась, чтобы идти по Греческой. То есть они заранее знали о предстоящих столкновениях.

На достаточно большом расстоянии от центра города находится Куликово поле ‒ площадь, где располагался оппозиционный палаточный городок. Там в то время было около 200‒250 человек, в основном женщины и люди пожилого возраста, «бойцов» там практически не было.

Зайти в Дом профсоюзов – это было спонтанное решение. Не было единого координационного центра, был хаос, была дезорганизация. Люди не знали, что будет происходить. Все понимали, что будет столкновение, что будет драка. Но никто не думал, что их просто будут резать внутри здания, стрелять из огнестрельного оружия, душить проводами... Этого никто не ожидал, представить даже не мог!

Где-то за полчаса до нападения появилась группа наших товарищей, которые к тому времени уже потерпели поражение на Греческой. Они рассказали, что там есть много жертв, майдановцы вооружены и сейчас они направляются сюда.

И люди, которые были на площади, естественно, хотели защитить себя и то имущество, которое было в палатках. В одной из палаток, например, был полевой храм, там были иконы, кресты, церковная утварь. Эти вещи люди попытались занести в Дом профсоюзов. При надвигающейся угрозе остальная толпа машинально пошла за людьми, заносившими в здание церковную утварь. При этом многие туда не заходили, они просто разошлись.

Когда нападающие появились на площади, когда полетели первые «коктейли Молотова» в палатки, когда полетел шквал камней, практически все люди уже вошли в здание. На улице оставалась небольшая группа, в том числе я со своими товарищами. Мы заходили одними из последних.

Зайти в Дом профсоюзов ‒ это было спонтанное решение. Не было единого координационного центра, был хаос, была дезорганизация. Люди не знали, что будет происходить. Все понимали, что будет столкновение, что будет драка. Но никто не думал, что их просто будут резать внутри здания, стрелять из огнестрельного оружия, душить проводами... Этого никто не ожидал, представить даже не мог!

Фото предоставлено А. Албу


Фото предоставлено А. Албу

В окна Дома профсоюзов летели «коктейли Молотова», по окнам стреляли, забрасывали дымовые шашки. Свою роковую роль сыграла дезорганизация. Не было структуры или организации, которая могла бы возглавить, упорядочить наше сопротивление, скоординировать действия. Никто в Доме профсоюзов не понимал, что делать.
Мой друг Влад Войцеховский начал разматывать брандспойт, чтобы отогнать нападавших или потушить возгорание в случае пожара, но воды в шланге не оказалось.

Какое-то время мы просто ходили по зданию, смотрели, что происходит. Была неразбериха. О том, что националисты прорвались в здание, мы узнали от людей, державших оборону на первом этаже. В этот момент все стали бежать наверх. Я тогда находился на 2-м этаже и, добежав до третьего, понял, что выше бежать нельзя, потому что в случае большого пожара мы не сможем выпрыгнуть, так как очень большая высота. На тот момент было уже возгорание в нескольких местах, в одном из кабинетов горели занавески, в окна периодически залетали коктейли Молотова. Некоторое время мы были в правом крыле здания, но после очередного прорыва побежали обратно. В итоге мы оказались на площадке второго этажа на стыке правой и центральной частей здания. В том месте находились другие люди, нас было около 15 человек. Оттуда я позвонил председателю совета Федерации профсоюзов Одесской области Буратынскому, в ведомости которого находилось это здание. Я хотел у него спросить, есть ли там чёрный ход, как нам можно выйти. Он в ответ начал кричать: «Что вы там устроили? Что вы натворили? Подождите, сейчас я буду». Потом я позвонил Луцюку, начальнику управления внутренних дел, и сказал, что нужно срочно организовать коридор хотя бы для того, чтобы вывести женщин и стариков.

После этого появились пожарники и милиционеры, которые сделали коридор возле выхода из заднего двора. Они прислонили лестницу к окну, и по ней стали спускаться женщины. Как раз в этот момент к нам начали спускаться нападающие с 3-го этажа. Видимо, они не ожидали, что мы будем оказывать им сопротивление. Один мужчина кинул в них сапёрную лопатку, Влад Войцеховский держал оборону с помощью огнетушителя. Майдановцы отбежали назад. Таким образом, мы выиграли время.

Нас начали бить палками, арматурой, цепями, у одного из нападающих была цепь, на конце которой были то ли кусочки лезвия, то ли заточенная проволока. Он пытался ударить Влада, и, чтобы его защитить, я схватился за эту цепь, после чего у меня рука была порезана полностью.

Когда уже практически все люди выбрались, я, не дожидаясь своей очереди, просто вылез из окна лестничной клетки и спрыгнул на землю. За мной спрыгнули товарищи. Мы оказались во внутреннем дворе, в тупике. На нас пытались напасть, но мы отбились.

Как стало ясно позднее, у милиции был такой план: подъедет автозак, нас в него посадят ‒ и таким образом вывезут. Но когда мы выходили, автозака не было, а был коридор из милиции и толпа националистов. Нас начали бить палками, арматурой, цепями, у одного из нападающих была цепь, на конце которой были то ли кусочки лезвия, то ли заточенная проволока. Он пытался ударить Влада, и чтобы его защитить, я схватился за эту цепь, после чего у меня рука была порезана полностью. 

Когда нас уже начали сильно бить, я прыгнул под ноги милиционерам, под щиты, чтобы пробраться на другую сторону и выбраться из этого коридора. Я прополз под щитами милиционеров, и один из нападавших прыгнул за мной вслед, схватил меня за ногу и со всей силы укусил ниже колена! Они вели себя, словно сумасшедшие! 

Я кое-как от него отбился и перебрался на другую сторону, где стояли местные националисты. С ними мы сталкивались и раньше. Не так, конечно, но столкновения были, были драки. Они меня узнали и начали бить палками по голове. Я упал, и двое милиционеров, которые стояли рядом, развернулись и накрыли мою голову щитами. Все удары пришлись по рукам, ногам, туловищу, но голова была, хоть уже и разбита, но всё равно защищена. Потом меня подняли, опять затолкали в центр этого коридора и положили на землю к остальным. Нам перемотали головы, и может,  полчаса, может, больше мы лежали в воде от пожарных машин. Майдановцы над нами улюлюкали, танцевали, пели гимн Украины, пытались заставить некоторых наших товарищей поцеловать флаг Украины. Ну, шизофрения полная. Кстати, никто из наших флаг так и не поцеловал.

На фото Алексей Албу (закрывает локтем голову). Фото предоставлено А. Албу

Затем приехал автозак, всех затолкали туда. Нас отвезли в Малиновский райотдел. Там сотрудники милиции нам сообщили, что у них есть команда считать нас всех вне закона, но они на нашей стороне. Они сказали: «Мы видим, что тут происходит, и мы просто сейчас вызовем скорую помощь, после чего вы уйдёте из больницы». Мы действительно очень благодарны многим милиционерам.

Это была подготовленная и спланированная акция. Есть большое количество свидетельств, что у боевиков было оружие ‒ ножи, пистолеты, самодельное оружие. Главный миф украинской пропаганды состоит в том, что люди в Доме профсоюзов сгорели или задохнулись от дыма. Это правда наполовину. Огромное количество людей там были убиты огнестрельным оружием, были зарезаны, задушены.

Дальше мы попали в первую городскую клиническую больницу, где нам зашили головы. Там было очень много людей, были пожилые люди с разбитыми головами, была женщина лет 75 с перемотанной головой, то есть таких людей тоже били, кидали в них камнями…
После этого я не мог появиться дома, потому что мне сказали, что там кто-то дежурил, какие-то непонятные люди. И дежурили они где-то до 15 мая. Меня уже не было в Одессе, а они всё ждали…

Это была подготовленная и спланированная акция. Есть большое количество свидетельств, что у боевиков было оружие ‒ ножи, пистолеты, самодельное оружие. Главный миф украинской пропаганды состоит в том, что люди в Доме профсоюзов сгорели или задохнулись от дыма. Это правда наполовину. Огромное количество людей там были убиты огнестрельным оружием, были зарезаны, задушены.

У нас есть аудиозапись телефонного разговора помощника губернатора, который отвечал за связь между областной администрацией и правоохранительными органами. Его зовут Игорь Балинский. На записи он звонит одному из лидеров Евромайдана, Дмитрию Гуменюку, и говорит: «Дим, ну что, у вас много людей? Надо их всех развернуть, пока они ещё горячие, надо их развернуть на Куликово поле». То есть должностное лицо непосредственно даёт команду… 

Ещё один важный момент: до сих пор не арестован ни один из нападавших, ни один из убийц, хотя многие из них идентифицированы. Известно, что Сергей Ходияк – активист Евромайдана, один из одесских неофашистов, – убил Александра Жулькова на Греческой, это было зафиксировано с разных ракурсов.

Известно, что одесский юрист Всеволод Гончаревский добивал людей, которые выпрыгнули из окон Дома профсоюзов. Тем не менее эти люди ходят на свободе, но я уверен, что это вопрос чисто политический, вопрос власти. 

‒ А что случилось после того, как Вы вышли из больницы?

‒ А после промайдановские средства массовой информации начали распространять слухи о том, что это я был инициатором того, чтобы люди с Куликова поля зашли в Дом профсоюзов. Это ложь. На основании этих слухов меня вызвали в управление СБУ, это было уже 6 мая. 8 мая вечером я узнал, что готовится мой арест. И 9 мая утром мы с товарищами были уже в Симферополе. Тогда же меня объявили в розыск.

Из Крыма мы поехали в Донбасс и пытались оттуда заниматься координацией отдельных групп, которые у нас остались на Украине. Сейчас я перед собой вижу первоочередную задачу – это объединить одесситов, создать одесское землячество. Мы уже создали Комитет освобождения Одессы, в который входят одесситы, находящиеся в Донбассе, выехавшие в Россию, политэмигранты, политзаключённые, которые сидят на Украине.

Мы думали, что экономический кризис на Украине будет развиваться быстрее. Что ещё прошлой осенью начнутся волнения и что на этой волне мы сможем вернуться. Мы ждали своего возвращения, но не думали, что это затянется надолго. Но мы уверены, что власть неонацистов и олигархов в Украине слабеет и Запад не может поддерживать их бесконечно.

Я убеждён, что у нас всё получится, что Одесса будет свободной! Потому что за нами Правда!

Также по теме

Новые публикации

Какое ударение в слове «христианин», в чём смысловое отличие вечери от вечерни, прописные или строчные следует писать в словах церковной тематики?.. Попробуем дать краткие ответы на эти и другие популярные вопросы о религиозной лексике.
Майские праздники дают старт новому сезону путешествий. Свои туристические программы есть во всех регионах России, но Новгород и Псков – неувядающая классика. К поездкам туда призывают учебники истории и фильмы о становлении Руси.
США третий год подряд не разрешают дипломатам возложить венки на Арлингтонском кладбище к обелиску в память о встрече на Эльбе. А вот в Москве встречу союзнических армий, которая состоялась 25 апреля 1945 года у немецкого города Торгау, общество не забывает и отмечает ежегодно.
«Грамотный водитель» – так говорят о тех, кто соблюдает правила безопасного вождения. С точки зрения русского языка грамотность заключается ещё и в корректном употреблении профессиональной терминологии.
В Казахстане как в двуязычной стране происходит процесс организационного слаживания двух языков. Периодически возникают вопросы – как, когда, где, кому на каком языке говорить? На днях президент Касым-Жомарт Токаев вновь вынужден был прокомментировать этот вопрос, который на поверку не стоит и выеденного яйца. «Как удобно, так и надо говорить», – сказал, как отрезал, лидер Казахстана.
В течение трёх дней, с 16 по 18 апреля, в тунисском городе Ла-Марса проходил международный форум Terra Rusistica – крупнейшее событие в области преподавания и изучения русского языка в регионе Ближнего Востока и Северной Африки.
Двуязычный молитвослов на азербайджанском и русском языках стал первым подобным изданием. Презентация показала, что переводы православных текстов на азербайджанский язык ждали многие, и не только на Кавказе. В течение двух лет над переводами работала группа с участием священников и мирян.
Цветаева